Женщина с большой буквы «Ж» - Страница 30

Несмотря на твердое намерение помереть, бабушка заказала мне кучу таблеток от ее любимых заболеваний.

— Если что, завещаю их Таисье Петровне. Таечка мне тоже дает свою гомеопатию попробовать.

В бабушкину квартиру уже понаехало огромное количество родни, и мне пришлось остановиться в гостинице. Я понятия не имела, что подарить — идти с одними таблетками было неудобно.

— Купи что-нибудь вкусное, — посоветовала мама. — Сейчас в Москве с продуктами напряженка — вот и побалуй старушку.

С утра я отправилась на рынок, где мне удалось раздобыть синюю птицу счастья — прекрасную курицу-аскетку. До метро «Баррикадная» я добралась безо всяких приключений. Вышла на свет божий… И тут меня остановил дядя в каске и с автоматом.

Он посмотрел на куриные ноги, торчащие из пакета, и потребовал паспорт. Рация на его груди забубнила.

— Второй слушает! — отозвался дядя. — Да, поймал какую-то суку. Она еду в Белый дом несет.

Из его слов я поняла, что в Москве произошел антиконституционный переворот и что враги засели в Белом доме.

— Слушайте, я иду кормить бабушку, а не ваших врагов, — сказала я. Но страж демократии не поверил.

На наши крики слетелось еще несколько вооруженных орлов. Мне сообщили, что я шпионка, предатель Родины и продажная женщина. Но тут их позвали кого-то бить, и они, забрав мою курицу и таблетки, исчезли за поворотом.

Я отошла в сторонку, села на лавочку и принялась рыдать.

— Хочешь водки? — спросил меня кто-то по-английски.

Лýка Готфри делал деньги на войнах и революциях. Чуть где жопонька произойдет — он хватал камеру и мчался все фотографировать. Симки его печатались по всем центральным СМИ — от Fortune до Los Angeles Times.

В Россию Лука приехал с неделю назад. Профессиональное чутье подсказывало ему, что жопонька не за горами, и он целыми днями носился вокруг Белого дома, щелкая конную милицию и баррикады. Изъятие курицы тоже было заснято во всей красе.

Мы сидели на лавочке, хлестали водку из горла и закусывали батоном. Утешая меня, Лука много говорил и махал руками. Большой, загорелый, чуток пузатый и в дымину пьяный… Стрижка смешная — что-то вроде каре на пробор.

Батон и водку ему подарил какой-то социально-активный студент и велел пить ее «для тепла и храбрости».

— Очень хорошие люди здесь живут, — сказал Лука. — В прошлом году я снимал бунт черных в Лос-Анджелесе, думаешь, мне кто что поднес?

Он нравился мне до умопомрачения. Бывают такие уютные люди — с ними тут же море становится по колено. Я смотрела на него и гадала по пуговицам на его куртке: пристать, не пристать, пристать, не пристать, пристать… А вдруг он подошел ко мне только потому, что «некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки»?

— Мне пора, меня бабушка ждет, — сказала я, поднимаясь. Нужно было уйти, пока он не протрезвел.

— Я тебя провожу, — с готовностью отозвался Лука. — А то здесь сейчас опасно ходить: кругом патрули.

У бабушки тем временем собралась вся родня. Дядя Володя пытался смотреть телевизор, чтобы «знать, что происходит в стране», но тетя Вика постоянно загораживала ему экран, а бабушка так громко описывала свои будущие похороны, что все равно ничего не было слышно.

После рассказа о случившемся Лука был принят в семью.

— Ты хоть и вражья морда, но все же порядочный человек, — говорил дядя Коля и дружелюбно бил Луку по спине.

Тот ничего не понимал, но тоже бил дядю Колю. Весь мир казался ему раем: хорошие люди рядом, государственный переворот под боком — что еще надо для счастья?

Бабушка вытащила меня в коридор.

— Женатый? — спросила она, показывая глазами на Луку.

— А я откуда знаю?

— Ну и балда, что не знаешь! Мужчинка видный: глянь, как котлеты ест — любо-дорого посмотреть.

Домой нас с Лукой никто не отпустил.

— Слышать ничего не желаю! Будете ночевать здесь! — кричала бабушка и демонстративно вынимала из уха слуховой аппарат.

Потом мы с Лукой курили на балконе. Он опять так интенсивно махал руками, что скинул вниз пепельницу.

— Знаешь, что я подумал, когда только-только тебя увидел? — шептал он заговорщически. — Что если ты не говоришь по-английски, то мне придеться учить русский язык.

— А я подумала, что смешно, когда у американца стрижка «под горшок».

— То есть?

— Раньше на Руси так стригли: одевали на голову горшок и обрезали все, что торчало.

Лука посмотрелся в балконную дверь.

— На фига я хожу к стилисту?

— В следующий раз попроси меня — я тебя постригу.

— Обещаешь? Честно обещаешь, что приедешь ко мне в Лос-Анджелес и пострижешь меня по-древнерусски?

— Э-э… Обещаю.

До Лос-Анджелеса мы не дотерпели. Я так и не навестила никого из приятелей, а он пропустил и штурм «Останкино» и пожар в Белом доме.

Только потом из Нью-Йоркских газет мы узнали, что же произошло в Москве 3–4 октября 1993 года: президент Ельцин в обход Конституции распустил Верховный Совет — в ответ депутаты отстранил его от должности. Собравшись толпой, сторонники парламента попытались захватить телецентр. По ним открыли огонь: на улице осталось лежать больше сотни трупов.

На следующий день начался штурм Белого дома, где засели мятежные депутаты: по ним стреляли из танков. Обороняться не имело смысла.

Через два месяца, в декабре 1993 года, была принята Конституция, которая делала президента почти единоличным правителем страны.

ОТЦЫ И ДЕТИ

1994 г.

Пока я отсутствовала, в редакции «Miss X» назрела весьма неприятная ситуация. Стоило мне войти в офис, как Мэри отозвала меня в сторону.