— Пусть знают, что я все время начеку!
Все лето я работала как проклятая и накопила на съем частной квартиры.
Моя новая обитель пахла покойными старушками и не имела ванной, но зато там не было папы с мамой.
На новоселье я пригласила всех друзей и друзей друзей. Стола у меня не было, еды тоже, поэтому водку мы пили на газете, расстеленной на полу.
Было весело и жарко. Всем хотелось целоваться, но тогда публично лобызаться могли только жених и невеста.
— Давайте, что ли, кого-нибудь поженим, — предложила я, втайне надеясь, что женить будем меня и Пьющенко.
Чтобы определить новобрачных, мы затеяли игру в бутылочку. Жениться выпало Леле и тихому юноше, имени которого никто не знал. Впоследствии выяснилось, что это был мой сосед снизу, который пришел ругаться из-за громкой музыки. Входная дверь была открыта, он заглянул в комнату и тут все заорали: «Жених!»
Свадьба была почти настоящая. Пьющенко, как самого бородатого, назначили попом.
— Венчается раб божий… Как тебя звать, раб? Коля? Венчается раб Коля с рабой Лелей…
Дальше Пьющенко слов не знал и понес отсебятину про рабовладельческий Рим и восстание Спартака.
— Но к вам это не относится, — заключил он. — Мы — не рабы; рабы — не мы. Горько, товарищи!
— Горько! — завопили мы.
За отсутствием колец Коля с Лелей обменялись резинками для волос, и жених так поцеловал невесту, что у нее очки свалились.
После этого с Лелей произошли необратимые изменения. Она начала спать в бигуди и покупать у цыганок кружевные трусики. Через месяц Коля поехал с нами в лес на шашлыки, а затем бесследно пропал.
Тайну его исчезновения я узнала десять лет спустя. За день до похода Леля исписала целую тетрадь откровениями на тему «Я не знаю, люблю ли я его… Мне кажется, у него нет цели в жизни», после чего «нечаянно» забыла дневник в Колиной палатке.
Коля полночи читал Лелину фантастику, а затем свернул вещички и ушел на станцию. На месте его палатки остались лежать Лелин дневник и записка «Прости за все».
Вскоре я встретила у мусоропровода незнакомую девушку — на ней были Колины тапочки и рубашка.
— Меня Милой зовут, — радостно сообщила она. — Я ваша новая соседка.
Леля рыдала три недели и попеременно проклинала то вероломство жениха, то собственную дурость.
— Да я ему рога поотшибаю! — кипятился папа.
— Это у меня рога, а не у него!
Но на этом история не закончилась. Колина девушка по ночам работала в привокзальном ресторане «Антей»: добрые языки говорили, что официанткой, а злые — что не только ею. Денег Мила приносила до обидного много.
У нас на кухне отлично было слышно, как они с Колей выясняли отношения. Он спрашивал ее: «Почему?» Она отвечала: «По кочану!» и добавляла «Пошел вон, придурок!»
Как-то раз Коля действительно пошел вон — в тридцатиградусный мороз. Следствием стала пневмония.
На следующий день в Колиной палате появилась Леля — серьезная, деловая, с супом в термосе и тефтелями в банке. Она забрала у Коли ключи и пообещала устроить все «как раньше».
Изнывая от любопытства, я стояла на кухне и прислушивалась к разговору в соседней квартире. Там было на удивление тихо. Выглянув в окно, я увидела, как Мила — в незастегнутой шубе и с непокрытой головой — выскочила из подъезда и понеслась к стоянке такси.
— Чем ты ее припугнула? — спросила я Лелю.
Она показала на папины боксерские перчатки, лежавшие в углу.
— Я надела их и сказала, что сейчас мы будем драться.
В конце зимы у Лели состоялась всамделишная свадьба.
Перед моим отъездом в Америку мы с Лелей страшно поругались. На нашем местечковом телевидении был объявлен конкурс ведущих — сидеть перед микрофоном и рассказывать об успехах. Леля пошла на конкурс, ничего мне не сказав.
Когда я узнала, что моя родная сестра получила место стажера на телевидении, я чуть не прибила ее.
— Ты просто завидуешь! — кричала Леля.
— Если бы ты не была такой гадиной, это тебе пришлось бы завидовать! Я всю жизнь мечтала о телевидении! Я бы туда прошла!
— Может, я и гадина, но, по крайней мере, не дура — плодить себе конкурентов!
Я поклялась никогда больше не разговаривать с предательницей и укатила в Штаты. В принципе первые несколько лет я даже держала слово — телефонные переговоры с СССР стоили безумно дорого.
Вместо этого мы обменивались письмами. Леля писала, как весело и интересно проходит ее телевизионная жизнь: «Наш канал теперь популярнее Останкино. По вечерам мы выпускаем в эфир заграничные фильмы. Только там дубляж какой-то дурацкий — за всех говорит гнусавый мужик».
С неменьшим ехидством я отправляла ей фотографии со Статуей Свободы, конструктор «Лего» для Иннокентия (будущего Джоша) и теплые колготки для нее самой. Чтоб знала!
Как я готовилась к своему первому возвращению на Родину! Одних шляп с полями было заготовлено пять штук. В рюкзак они не влезли, и мне пришлось сложить их одну в одну и повесить на спину.
Багажную тележку в Шереметьево я не нашла. Напялила шляпы на голову, взвалила рюкзак на плечи…
— Господи! — ахнула Леля, увидав меня в толпе.
Но дальше все пошло так, как надо. На фоне пост-перестроечной разрухи мои рассказы звучали легендами об Эльдорадо. Разумеется, я опускала некоторые подробности вроде хронической нищеты первых лет: я хотела выглядеть победителем.
Леля слушала, затаив дыхание. Глаза ее горели. И тут мне захотелось сделать шикарный жест.
— Хочешь, я помогу тебе эмигрировать?
План эмиграции разрабатывался недолго. Американское посольство мы обдурили безо всяких проблем. Леля с сыном попросили визу и сказали, что у них в России остается папа. А Коля попросил визу, поклявшись, что у него дома жена и ребенок. Американцы тогда были наивными и всему верили.